Пока я пребываю в меланхолии, у меня появляется время, чтобы писать в дайр свои измышления. Обычно это взаимосвязанные вещи: меланхолия и вытекание мыслей в дневник. Действительно важных мыслей. Потому что это неплохой способ их упорядочить. Или подвести некую черту. Выдохнуть, выбросить, перевернуть страницу, чтобы потом исписать ее, также выдохнуть и также перевернуть.
Но пока страница не перевернута: застряла между "было" и "будет", как я сама. В таком состоянии мне свойственно страннословие. Сложно находить слова многому из того, что есть внутри. Хочется выражаться звуками, чувствами и действиями - это более живой и менее лживый язык.
А думаю я о...
о смерти. Я часто о ней размышляю, пытаясь понять и принять, пытаясь привыкнуть. Привыкнуть сложно. Мое восприятие менялось от любопытства к испугу, от испуга к боли, от боли к равнодушию и снова любопытству.
Умирать не страшно. Страх есть перед тем, что убивает, как убивает. Хотя я слишком мало знаю, чтобы говорить наверняка.
Но я знаю, что самое страшное в смерти. Пустота. Когда смерть наносит удар, она бьет по сердцам живых, отрывая от них кровавые куски - вот то, что я знаю.
Я всегда ожидаю этого удара, готовлю себя к нему. И, пожалуй, я готова чуть больше, чем многие. И меньше, чем надо бы. Потому что никогда нельзя быть готовым достаточно.
Думаю я о...
о жизни. О том, что безумно люблю жить.
В свои ранние молодые годы (я же уже могу так говорить или еще нет?) мне казалось, что разум мой опережает тело. Что мыслю я не как подросток, а как человек куда более зрелый и осознающий себя.
Я не осознавала себя. А, может, на самом деле, осознавала куда лучше.
Но в тот период времени мне казалось, что я достигла вершины своего духовного и интеллектуального развития. А, может, так оно и было.
Сейчас все иначе. Я чувствую себя ребенком, который выползает из песочницы и внезапно осознает, что мир не ограничивается песочницей, а лишь начинается за ее пределами.
Теперь я ощущаю, что разум мой отстает от тела. Только сейчас я начинаю чувствовать в себе то, что ранее было лишь желаемой мечтой.
Мне странно слышать, что "В 18 все закончено. Ты уже взрослый и если что-то не успел, то твой поезд ушел", что в 20, 25 что-то поздно делать. "Мир, ты сошел с ума! Это самое время, чтобы что-то начинать!" - вот что думаю я.
И мне нравится начинать.
Думаю я о...
о творчестве. О некой странности в нем. О том, что в любой сфере самовыражения (столь необходимого мне) меня преследует стыд. Чувствую себя скованно, не на своей территории, будто прокралась в чужой сад и нагло срываю плоды. И кидаю на землю. Так я чувствую. Что неуклюже вхожу в тонкий мир и по неосторожности несу грязь и пыль на своих ногах.
Мне всегда стыдно показывать результат. И всегда стыдно раскрыться по настоящему.
А еще я всегда вижу других. И, проклятье, сравниваю. Что кто-то в 17 рисует лучше, а кто-то в 11 играет на инструментах то, что мне не по зубам сейчас. И больно, больно от этого сравнения. Отравляет оно меня изнутри, грызет колючей завистью.
Почему-то так не бывает с писательством. Возможно, от того, что никогда не воспринимала его всерьез. При этом я также сравниваю. При этом я вижу, что есть те, кто лучше - много тех, кто лучше. Почему-то это не трогает. Есть и есть. А есть я.
Думаю, во всех бы сферах моей деятельности не помешало такое отношение.
Еще думаю я о...
о том, что сегодня ночью я снова не буду спать.
и о том, что надо что-то делать с моей эгоцентричностью.
и о том, что лист исписан и готов лечь чистой стороной вверх.
и о том, что...о том, что все это уже неважно.