Как-то довольно давно мы с бро
bakemunja решили написать совместную историю после того, как закончим наши...ммм...сольные проекты. Общую концепцию даже продумали, ряд мелких деталей. И вот сегодня у меня впервые в голове родился образ - что-то, что я увидела и захотела записать.
Наверное, в будущем эта зарисовка будет полностью переписана, так как мне явно не хватает информации по миру. Черт, да для этого мелкого куска мне пришлось два часа читать про буддизм, даосизм, конфуцианство, географию Китая, изучать его растительность и виды птичек, что там обитают, имена и их значение, фамилии и их наследование, а также немного фольклора. И ЭТОГО МАЛО.
В религиях я вообще тону, как в болоте =/ Тут грусть-грусть. Пока в тексте жирные отсылки к буддизму, которые мне не нравятся, ибо жирные и ибо буддизм.
Но если вдруг кто заинтересовался
читать дальшеСтояла жара, убийственно яркая, пронзительная. Казалось, она погрузила мир в глубокий, жаркий сон: в повисшей тишине не свистели каменки, не шелестели деревья, молчали звери. Раскаленный воздух повис над полями и лесным массивом, облюбовал каменистые склоны, отражаясь от них размытым маревом. Даже тень гинкго не могла спасти от палящего зноя.
Веймин Ю, злой дух Анькана, спал как и все живое вокруг. Однако сон его был глубже, беспокойнее. Сон его носил имя смерти.
Веймин не знал, что не жил – не помнил момента, когда умер. Пока нет. Но он вспомнит: сегодня ему, выпавшему из Колеса бытия, предстояло пробудиться.
Но пока его дремлющий разум, пребывая в мире живых и одновременно не находясь в нем, был во власти видений. Перед глазами, которые Веймин открывал и не мог открыть, застыли половинчатые листья, реальные, живые. Таким же виделось ему лицо женщины, что склонилась над ним – реальное, живое. Его мать.
Он думал, что время навек стерло из памяти ее светлый лик, оставив скудный образ невысокой темноволосой женщины. Но сейчас он видел ее четко и ясно, любовался ее тонкими скулами, высоким лбом и темными глазами, от уголков которых тянулись тонкие лучики первых морщин. У нее был встревоженный взгляд, хотя Веймин не понимал ее беспокойства.
Ему было как никогда хорошо. Тепло солнечного дня расползалось по его мертвому телу. Тепло, которое он, киан-ши, не ощущал десятки лет – в перевернутом мире он забыл, что значит «чувствовать». Ему предстояло вспомнить и это.
Мать ударила его, но с тем же успехом она могла бить камень – Веймин не ощутил ее прикосновения.
Четче стали мелькающие на фоне ясного неба листья, и Веймину захотелось глубже вдохнуть наполненный жаром воздух. Но он не дышал. Его сковывала смертельная слабость, настолько сильная, что нельзя пошевелить и пальцем. Злой дух Анькана, Веймин Ю, осознал, что не может сделать и вдоха. Понял и то, что это, должно быть, страшно неправильно, но отнесся к своему прозрению достаточно ровно. Ведь ему было как никогда хорошо. Как никогда спокойно.
Мать, растерянная, печальная, обхватила его бесплотными руками, прижималась всем телом. Ее так расстроило, что он умер? Веймин осознал и это. Попытался пошевелиться. Не из желания побороться за жизнь, нет – скорее из любопытства.
Он знал (но не помнил, откуда) мальчика, который сидел когда-то у дороги и с увлечением бил камнем о другой. Бессмысленное действие, но он получал от него невероятное удовольствие. Теперь Веймин остро понимал суть подобного увлечения: мальчик наслаждался своей силой. Силой живых. Они могли касаться: предметов, друг друга. Потрясающе. Невероятно. И дышать им так легко, что они даже не задумываются, как много сил уходит на один единственный вдох.
Веймин не мог и этого. Но он пытался – этого же хотела его мать? Ведь она тоже не могла коснуться его. И тоже не дышала.
Листва стала ярче, будто реальнее, и Веймин попытался разумом ухватиться за нее, потянуться к ней. К ней и миру живых – он знал, что гинкго растет именно там. Он был так близко. И одновременно так далеко.
Он уже почти не видел мать: ее прекрасное лицо словно покрыла речная рябь, неведомая пелена, что стерла узкий нос, надутые, как у обиженного ребенка, губы и едва заметные морщинки в уголках глаз. Веймин не был уверен, что они действительно были. Он не помнил. Забыл.
Неестественный зной повис над полями, лесным массивом и каменистыми склонами. Однако с севера уже тянулись темные облака – первое знамение, что затишье скоро подойдет к концу. К горам Наньлин приближалась буря. И вторым ее знамением стал легкий, едва ощутимый ветерок. Он с нежностью прошел по верхушкам деревьев, опустился к земле, где коснулся высокой травы и мертвого киан-ши.
Мертвого?
Воздух с шелестом ворвался в налитую тяжестью грудь. Веймин сделал свой первый за последние 153 года вдох.
Куска Охотника на этой недели не будет. На следующей - под вопросом, ибо кое-кто уезжает в отпуск в Питер ^^